«И не по писаному читать, дабы дурь оного видна была!» – говорил Петр I о докладчиках, и был, конечно же, в своем царском праве. Ведь слово царя – закон, и спорить с ним – ни-ни. Вот и мы не будем спорить, а поговорим немного об ораторском искусстве.

Казалось бы – в чем проблема? Имеется текст доклада, убеждение, что все, написанное в нем – истинная правда, язык в порядке, горло не болит, выступление отрепетировано так, что просто отскакивает от зубов – можно выходить к аудитории.

Если бы! Сколько раз приходилось наблюдать, как люди, прекрасно себя чувствующие в любой компании, свободно разговаривающие на любые темы, общительные и жизнерадостные вдруг теряются, если им нужно произнести речь перед публикой. Пока все происходит в частном порядке – все идет прекрасно, стоит только появиться капельке официальности – и стоп! Машина никуда не едет, стоит на обочине, грустно помаргивая фарами. Колеса спущены, запаски нет, а насос не работает.

Человек выходит к трибуне, пытается рассказать то, что прекрасно знает, то, чем занимается каждый день, а получается нечто несвязное. У него дрожат колени, по спине мерзостно стекают липкие потные струйки, сердце стучит где-то в горле и явно намерено покинуть организм навсегда. Язык заплетается, во рту пересохло, он беспрерывно облизывает губы и от ужаса цепляется за что-нибудь руками – в крайнем случае, если больше ухватиться не за что, пытается удержаться за собственные карманы. Слушатели, жалея несчастного, делают все, что угодно, только не слушают. Они даже не смотрят. Ведь от каждого взгляда бедный оратор нервно вздрагивает и вид у него становится такой, будто он вот-вот упадет в обморок. Зачем же мучить человека напрасно?

Думаете – преувеличение? Не очень сильное.

Когда-то, в далекие студенческие времена, мне довелось прослушать ряд лекций по предмету, название которого уже не важно. А вот что важно, так это манера чтения этих лекций преподавателем. Читал он по бумажке, уткнувшись в нее носом. Глаз никогда не поднимал, на аудиторию боялся смотреть. Более того, он читал в точности то, что было написано в учебнике. Вплоть до запятых. Мало того, он даже диктовал знаки препинания.

Господи, как же над ним издевались студенты! На доске его вечно ожидала карикатура, мела он никогда не мог найти – прятали «благодарные» студенты, а губка была настолько пропитана водой, что при попытке стереть с доски наглый рисунок, несчастный преподаватель мгновенно оказывался в мокрых брюках. Под ножки стула подкладывали бертолетову соль – она прекрасно взрывалась при попытке присесть. Взрыв был не настолько силен, чтобы испортить мебель, но достаточен, чтобы влага на брюках могла стать уже не только водой. Студенты веселились.

Потом студентам это надоело и на преподавателя перестали обращать внимания. Бубнит он там что-то за кафедрой, ну и флаг ему в руки и трамвай навстречу. Это – его работа. Но никто не слышал, что именно пытается донести до аудитории преподаватель. Через некоторое время уже было безразлично – то ли он зачитывает вслух учебник, то ли изобрел что-то новенькое. Его все равно не слушали. Предмет, конечно, не знал никто, кроме некоторых энтузиастов, которые выучили его самостоятельно.

Не стоит уподобляться этому преподавателю. Он был несчастным человеком и попросту боялся чтения лекций. Студенты внушали ему непередаваемый ужас. И опасения его совершенно не были связаны с предметом лекций – предмет как раз он знал великолепно. Но все его беды были в том, что он боялся выступать! Страх перед аудиторией завязывал его язык морским узлом, и все, на что он был способен – это чтение чужого учебника, гарантирующего его от ошибок.

От неумения выступать перед аудиторией происходят и куда как худшие казусы. Вспомним хотя бы открытие трамвая в городе Старгород, столь живо описанное Ильфом и Петровым: «Гаврилин начал свою речь хорошо и просто: «Трамвай построить, - сказал он, - это не ешака купить». В толпе внезапно послышался громкий смех Остапа Бендера. Он оценил эту фразу. Ободренный приемом, Гаврилин, сам не понимая почему, вдруг заговорил о международном положении. Он несколько раз пытался пустить свой доклад по трамвайным рельсам, но с ужасом замечал, что не может этого сделать. Слова сами по себе, против воли оратора, получались какие-то международные. После Чемберлена, которому Гаврилин уделил полчаса, на международную арену вышел американский сенатор Бора. Толпа обмякла… Распалившийся Гаврилин нехорошо отозвался о румынских боярах и перешел на Муссолини. И только к концу речи он поборол свою вторую международную натуру и заговорил хорошими деловыми словами…».

Психологи говорят, что большинство людей боится публичных выступлений даже сильнее, чем смерти. Так что, если у вас возникла такая проблема, не переживайте – вы не одиноки.

Что же делать?

Ну, не так все страшно, как представляется с первого взгляда. Для начала нужно разобраться: почему же подобное происходит? Отчего человек, только что произнесший перед своим знакомым пламенную речь, полную сногсшибательных острот, великолепной мимики и жестикуляции, попав на трибуну, не в состоянии повторить то же самое и с трудом выталкивает из себя ставшие вдруг непослушными фразы. Почему руки его повисают, остроты выглядят беспомощными, а на лице застыла болезненная гримаса.

В основном это – страх. Почти панический ужас. Силы воли хватает на то, чтобы не сбежать перед выступлением, не забиться в какой-то угол. Эта самая сила воли выводит человека на сцену, но там бросает одинокого и дрожащего. Оратор открывает рот, силясь произнести вступительную фразу, а в голове бьется мысль «Все пропало!», страх охватывает его, а остатки силы воли удерживают на сцене, не позволяя отшвырнуть микрофон и забиться в истерике.

Но с чем же связан такой страх? Откуда он берется?

В первую очередь – из-за идей, реализация которых принципиально невозможна. Оратор хочет понравиться всем и каждому, жаждет, чтобы выступление его было абсолютно успешно, мечтает о стопроцентном достижении цели выступления. И в то же время – не доверяет собственным слушателям. Конечно, подобные мысли вытесняются в подсознание и начинают проявляться в виде тревоги.

Следует понять, что неудача тоже может быть полезна: к примеру, с точки зрения анализа ошибок; и тревога исчезнет. Если настроиться на мысль: неудача – тоже хорошо! – можно успокоиться и перестать бояться.

И действительно, чего уже пугаться? Ну, неудача. А разве же это так? В любой ситуации есть две стороны, и в неудаче – тоже. Нужно найти положительное в провале. Поверьте, это не так и сложно, если как следует задуматься. Если же положительное не находится – бойтесь! Бойтесь так, чтобы дрожали руки и тряслись колени, чтобы от пота была мокрой одежда, чтобы стучали зубы. Когда страх дойдет до предела, подумайте: а чего же на самом деле вы боитесь? Людей в зале? Но это же смешно! Это же люди, не дикие звери, не львы, не пантеры, и даже не кошки. Они не кусаются и не царапаются. Поверьте в то, что вас никто не съест – и вам нечего будет бояться.

Устранив страх, можно начинать учиться говорить. Да, конечно, кажется, что этому мы учимся в нежном возрасте, едва выбравшись из пеленок. Но нет! Тогда мы учимся лишь произносить слова. Говорить, особенно перед аудиторией, совсем другая задача.

 

 

Казалось бы, говорить мы умеем. Но беседовать с приятелем о рыбалке и читать доклад перед большой аудиторией – совершенно разные вещи. И, даже если аудитории не бояться, могут происходить разнообразные казусы.

По Ильфу и Петрову можно изучать искусство презентации. Обратите внимание на следующее описание: «Треухов хотел сказать многое. И про субботники, про тяжелую работу, обо всем, что сделано и что можно еще сделать... Треухов открыл рот и, запинаясь, заговорил: «Товарищи! Международное положение нашего государства…» И дальше замямлил такие прописные истины, что толпа, слушавшая уже шестую международную речь, похолодела. Только окончив, Треухов понял, что и он ни слова не сказал о трамвае. «Вот обидно, – подумал он, – абсолютно мы не умеем говорить, абсолютно». И ему вспомнилась речь французского коммуниста, которую он слышал на собрании в Москве. Француз говорил о буржуазной прессе. «Эти акробаты пера, – восклицал он, – эти виртуозы фарса, эти шакалы ротационных машин…» Первую часть речи француз произносил в тоне ля, вторую часть – в тоне до и последнюю, патетическую, – в тоне ми. Жесты его были умерены и красивы».

Как видите, проблема инженера Треухова была вовсе не в том, что он не владел русским языком. Владел. Но от страха перед аудиторией он говорил газетными передовицами, а не высказывал свои мысли.

Есть три ораторских стиля для произнесения речи:
- свинья – читает по бумажке, не отрываясь от текста, уткнувшись в шпаргалку, как в кормушку;
- курица – то заглядывает в конспект, то отрывается от него, будто клюет по зернышку;
- соловей – поет, не глядя ни на какие бумажки.

Любой из этих стилей допустим. «Свинью» будут слушать, если все дело только в тексте речи. Скажем, на научной конференции. Там главное – четкость дикции и содержание доклада. «Курица» тоже вполне годится. Особенно, если в речи есть спонтанные отступления, экспромты. Конспект в таких случаях помогает придерживаться основной линии доклада. Но, конечно, «соловья» будут слушать куда как лучше. Тем более, что «соловью» проще поддерживать зрительный контакт с аудиторией, его ведь не отвлекает конспект.

Чтобы стать «соловьем» необходимо пройти все три стадии, начиная от «свиньи». Москва тоже строилась не в один день. Тренируйтесь упорно, репетируйте, и вы станете «соловьем», подобным Цицерону.

Кстати, о Цицероне. Он утверждал, что каждый, кто собирается выступать перед публикой, должен: научить слушателей, доставить им наслаждение и повести за собой. То есть, выделял три задачи оратора.

В соответствии с этим выделяются три стиля красноречия:
- низкий (простой) – для доказательства и обучения;
- средний – для наслаждения (к примеру, на торжественных собраниях);
- высокий (бурный) – для подчинения аудитории и ведения ее за собой.

Простой стиль не зря так называется. Он действительно внешне прост, язык его близок к обычному разговорному. Те, кто слышит такого оратора, считают, что он высказывает их собственные мысли. Простому стилю не свойственна вычурность, но он должен производить впечатление уверенности и крепости. Точное соблюдение ритма не обязательно, и даже может повредить. Ведь оратор не стихи должен прочесть с эстрады.

Начинающие ораторы стараются как можно больше пригладить свою речь, подогнать слово к слову, все гладко, безупречно, без сучка и задоринки. И без интереса. Под такое равномерное журчание речи очень хорошо спится.

При низком стиле не рекомендуется употреблять длинные фразы. Короткие на первый взгляд слишком просты, но они воспринимаются гораздо лучше, да и запоминаются надежнее.

Из всех ораторских приемов для простого стиля нужно использовать лишь два:
- риторический вопрос;
- метафора.

Для чего нужны риторические вопросы? Они заставляют слушателя думать, акцентируют его внимание на высказываемой идее. Более того, риторические вопросы втягивают слушателя в творческий процесс. Ведь он сам отвечает на них! А потом, получив подтверждение от оратора, что ответ был верен, испытывает радость.

Еще лучше, если оратор просит ответить на риторический вопрос вслух. В создающейся при этом атмосфере творчества у слушателей в кровь выбрасываются эндорфины – морфиноподобные вещества, которые способствуют усвояемости предлагаемых идей. Слушатели оказываются убеждены в правоте оратора – ведь они сами пришли к такому выводу, отвечая на риторический вопрос.

Для употребления метафор следует помнить два правила:
- необходимо учитывать знания слушателей;
- метафора должна быть наглядна.

Каждой аудитории подходит своя метафора. Например, произнося речь перед врачами, оптимальнее строить метафоры на медицинском фундаменте. Что же до наглядности, так метафора должна быть зрительно представима. Метафора должна быть точна и не допускать двусмысленного толкования, иначе она не только не поможет достичь цели, но уведет речь в сторону.

Средний стиль используется на званых обедах, торжествах, приемах и других ритуальных действах. Предназначен подобный стиль в основном для «услаждения». Таким стилем хорошо произносить тосты. Речь в среднем стиле ни в чем никого не убеждает, ничего не доказывает, не обучает, но звучит приятно. Однако, средний стиль не годится для доклада.

Высокий стиль обладает самой большой силой. Он мощный, роскошный, красивый. Высокий стиль может врываться в мысли, как атакующий тигр, а может вкрадываться в них, как кошка подкрадывается к мыши. Такое красноречие внушает слушателям новые убеждения, стирая прежние. Но с высоким стилем следует быть особенно осторожным.

Представьте оратора, который говорит, отчаянно жестикулируя, глаза его горят убеждением в собственной правоте, голос то взмывает вверх бурным ветром, то тихо шелестит, как легкое дуновение в камышах. Красиво? Да ничего подобного! Если вы увидите человека, говорящего подобным образом, ваша первая мысль будет о бригаде психиатрической помощи. Потому что он-то пылает своей идеей, несет ее впереди себя, как Данко – свое сердце. Но вы-то нет. Вы абсолютно спокойны. И, видя человека, беснующегося у трибуны, думаете о душевных болезнях и искренне сочувствуете оратору, считая его почти что сумасшедшим.

Поэтому начинать речь следует спокойно, просто, ясно и отчетливо. Слушатели нуждаются в разогреве. Оратору следует помнить об этом и, прежде, чем начинать полыхать степным пожаром, нужно показать, как горят спички. Простенько, но это позволяет привыкнуть к зрелищу огня. А уж потом можно «зажигать».

Конечно, очень соблазнительно произносить речи высоким стилем, ведь именно он предназначен для подчинения аудитории. Но не забывайте: дети сначала учатся ходить, а уж потом – бегать. Более того, если долго ходить, то бег получится сам собою, без дополнительных усилий. Так что лучше начинать с простого стиля.

Оратор, овладевший низким стилем, может говорить точно и убедительно. Он будет очень хорошим оратором, и ему меньше всего грозит опасность оступиться. Поэтому, если вы не собираетесь проводить презентацию новой политической концепции, ограничьтесь лучше простым стилем, короткими и точными фразами, толикой метафор и риторических вопросов. И ваша речь будет блестящей.